Глава 22
повествующая о весьма печальном происшествии в притонах горы Кировияма со злокозненным и отвратительно пахнущим господином Юрикава Дуркоэмоном
В один из летних дней изнывающий от жары господин Юрикава Дуркоэмон совершал обычную полуденную прогулку по помойкам, выискивая себе пропитание, которое приходилось с боем отбивать у бездомных собак. И, слава Будде Амида, все те собаки были низкорослые и настолько трусливые, что даже не блещущий храбростию господин Дуркоэмон мог обратить их в бегство одним лишь грозным криком и угрожающим замахом суковатой палки.
И вот здесь он встретил одного из своих знакомых, которого только что освободили из каторжных бараков, где он провел долгих семь лет в узилище, обуянный мраком и скрежетом зубовным. Этот недостойный высшего внимания оборванец с великою радостию пригласил господина Юрикава Дуркоэмона выпить с ним сакэ. Само собой разумеется, что господин Дуркоэмон с удовольствием принял столь щедрое предложение от малознакомого ему господина и отправился с ним сначала в питейный дом, а потом к берегу обрыва, с которого были далеко видны окрестности и городские стражи никак не могли подкрасться и помешать возлиянию сакэ, которое было запрещено вне питейных домов Восточной Столицы.
Однако, через небольшой промежуток времени, господин Дуркоэмон сильно захмелел, и его богомерзким языком, который давно уже ведал только вкус испорченной еды, отобранной у бродячих псов, завладел проклятый всеми богами и людьми демон красноречия и невоздержанности выражений Головосрака.
Будучи, под парами спиртного, обуян чувством собственного величия, господин Дуркоэмон стал рассказывать бывшему каторжанину о гомосексуальном способе сохранения жизненной энергии, называя его «прочисткою кармы», «очищением рта от скверны словесной» и иными богомерзкими названиями. Этим самым господин Юрикава Дуркоэмон поначалу привел недостойного упоминания имени бывшего колодника в недоумение, а когда тот понял, что господин Дуркоэмон таким образом предлагает ему свой морщинистый прыщавый зад и иные телесные отверстия для любовных утех, то пришел в неописуемую ярость. Схватив бутылку из-под сакэ, бывший каторжник нанес ею несколько весьма болезненных ударов по голове опешившего от столь быстрого перехода бывшего сидельца от вызванного сакэ блаженства до бешеного неистовства, господина Дуркоэмона, этот отброс общества выхватил из рукава драного кимоно острый мясницкий нож и кинулся с ним на любителя сохранения жизненной энергии, господина Юрикава Дуркоэмона.
Но господин Юрикава Дуркоэмон, будучи начеку, на стал дожидаться, когда пять сяку холодной стали окажутся у него в животе, и потому отважно дал стрекача, призывая на бегу всех богов, которые охраняют от несчастий и придают быстроты бегу. Отвыкший от открытых пространств бывший каторжник, имени коего я не хочу упоминать, дабы не осквернить взор и слух благородных читателей и слушателей, не смог угнаться за мчавшимся с быстротою убегающего от быстроногих собак зайца, господином Дуркоэмоном, и посему избитому и опозоренному грубой бранью, что вослед ему посылал неудавшийся собутыльник, господину Юрикава Дуркоэмону удалось убежать. Впрочем, злые языки рассказывают, что длинное нескладное тощее тело господина Дуркоэмона так смешно дергалось во время бега, что погнавшийся было за ним сиделец не смог удержаться от хохота.
Но господин Дуркоэмон, прибежав в свою хижину и закрывшись на все засовы, отдышался и достал из тайника знаменитую черную книжечку. Высунув от усердия кончик языка, он записал туда имя напавшего и время, дабы не забыть отомстить обидчику, когда он, господин Юрикава Дуркоэмон, станет великим и влиятельным в Восточной Столице и окрестностях.